Вечер в политехническом

Поэтический фрагмент фильма Марлена Хуциева Застава Ильича (или Мне двадцать лет, 1964 год). Стихи читают Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский, Григорий Поженян, Борис Слуцкий, Белла Ахмадулина, поёт Булат Окуджава.

Значительно дополняет и уточняет восприятие Ахмадулиной личности Лермонтова ее эссе «Пушкин. Лермонтов» (1965) и новелла «Лермонтов. Из архива семейства Р.» (1973), в которой поэтесса обращается к обстоятельствам гибели поэта. Новелла эта, основанная на документальных материалах, содержит и элементы фантастики, но границы между художественным вымыслом и биографически достоверными сведениями в ней не смешиваются. С психологической проницательностью рисует Ахмадулина участников последней дуэли Лермонтова — «внятного» и деловитого в своих объяснениях князя А. И. Васильчикова и равнодушно-великолепного А. А. Столыпина (Монго). На основании незавершенной исповеди Н. С. Мартынова, мемуаров лермонтовской поры Ахмадулина стремится выявить те внутренние механизмы, которые привели к трагической развязке, воссоздает облик убийцы Лермонтова, не умеющего «отличать самолюбия от чувства чести, отчего площадь его уязвимости была искушающе огромной и требовала неусыпной придирчивой охраны». Образ самого поэта дан через восприятие Мартынова, при этом Бэлла Ахмадулина акцентирует не столько неприязнь, сколько его тупое недоумение перед личностью поэта. В повествование введена и полемическая переписка с воображаемым противником авторского отношения к Лермонтову, два письма Ахмадулиной к П. Г. Антокольскому и его ответы на них, отдельная глава о бабушке поэта Е. А. Арсеньевой, которая «одна дала Лермонтову всю любовь».

В эссе «Пушкин. Лермонтов» Ахмадулина высказала свое понимание последних четырех лет жизни поэта как «мгновенного подвига многолетнего возмужания»; именно в эти четыре года «он бросается, чтобы прожить целую жизнь», подобно путнику в балладе «Тамара». И Лермонтов, по мнению Ахмадултиной, «удалось совершить этот смертельно-выгодный для него обмен: две жизни в плену — „за одну, но только полную тревог“».